Очень рискованно было для Versace завершать показ на Неделе моды в Милане выходом Джей Ло. 50-летняя певица прошагала по подиуму в знаменитом зеленом платье с глубоким вырезом, в котором она впервые появилась на премии «Грэмми» почти 20 лет назад. И теперь все говорят только о ней, а не о коллекции.
Впрочем, Донателла Версаче не раз признавалась в интервью, что считает это невесомое платье — одним из лучших творений за карьеру. Дженнифер, по ощущениям, за эти годы, как вино, — стала только ярче. Плюс ко всему, это не просто наряд — платье в свое время стало прорывом, стимулом для развития технологий (вот да!) и шагом в новую реальность. Рассказываем 5 фактов о том, что происходило вокруг знаменитого платья-джунглей от Versace.
Первый выход на красную дорожку в «голом» платье
Нет, не то, чтобы откровенные наряды были чем-то невиданным: актрисы и певицы частенько демонстрировали идеальные ноги и полные декольте. Но чтобы сразу и то, и другое в максимальном количестве — такого не было. Поэтому когда Дженнифер вышла на красную дорожку «Грэмми»-2000 в шифоновом платье, держащемся — в прямом смысле слова — на одной броши, это произвело мощный эффект. Лопес восхищались — за смелость, ругали за безвкусие, но равнодушных точно не было. Теперь-то подобным силуэтом наряда никого не удивишь, но 19 лет назад это было прорывом. Не зря это платье фигурирует в списках культовых по сей день.
Отрывок, характеризующий Версаче, Донателла
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее. – Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши. – Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья. – Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом. У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку. – Готовы, что ль? – спросил Балага. – Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару. – Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату. Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной. Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная. – На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она. Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо. Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля. – К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери. – К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль. – Пожалуйте, приказано привесть. – Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад! Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке. Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе. – Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей. Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре. – Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна. – Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи. – Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились. – Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение. – Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А? Опять тело Наташи заколебалось от рыданий. – Ну узнает он, ну брат твой, жених! – У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа. – Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А? – Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну. – Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что! – Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван. Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней. На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей. Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему. – Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала. – Да, больна, – отвечала она. На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню. Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного. Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею. «Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой. На Тверском бульваре кто то окликнул его. – Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы. «И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер. В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню. Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты. – Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне. – Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Платье пережило уже третью реинкорнации
Сама Дженнифер в 2014 году решила повторить культовый образ и на одном из концертов появилась в боди, сшитом по подобию платья с пальмами. Чуть позже, но уже в этом году, решившись на коллаборацию с брендом Concepts, Versace «подарили» культовый принт известной модели кроссовок Chain Reaction. И вот новая, чуть измененная, версия платья на неизменно прекрасной певице. Нам точно нравится!
Биография[ | ]
Ранние годы и семья[ | ]
Донателла родилась в итальянском городке Реджо-ди-Калабрии, она была самой младшей из четырёх детей в семье. Её отец был финансистом аристократии, а мать — модной портнихой, держащей своё ателье и магазин. Старшая сестра Тина умерла в возрасте 12 лет от инфекции столбняка, которую лечили неправильно.
После окончания университета, в середине 1970-х, Донателла последовала за своим старшим братом Джованни (Джанни) изучать трикотаж во Флоренции. Впоследствии, он открыл модный дом Versace, а Донателла работала там как PR-директор, отвечая за фотосессии и рекламные кампании. Джанни Версаче сознательно ставил своих родственников на важные посты в компании, говорят, он не доверял чужим людям[1]. В 1995 году Джанни начал выпускать духи, посвящённые ей — Blonde
(рус. Блондинка). Также Джанни дал Донателле право на распространение духов
Versus
(рус. Против).
Смерть Джанни Версаче[ | ]
15 июля 1997 года, рядом с домом Версаче, также известным как Casa Casuarina
, в Майами, Флорида, Джанни Версаче был застрелен Эндрю Кьюнененом. Полиция Майами нашла убийцу, но тому удалось избежать ареста. Кьюненен совершил самоубийство спустя несколько дней после смерти Джанни, окруженный полицией в своем плавучем доме.
После разглашения об убийстве и розыске, большинство членов семьи (в том числе и Донателла) временно поселилась на огороженном частном курорте на Карибах, отменив показ Versace Spring-Summer
1999 года.
Все были обескуражены его внезапной смертью. Стали появляться различные слухи и догадки относительно мотивов этого преступления. Некоторые считали, что к убийству причастны Донателла и Санто, чтобы полностью завладеть домом моды, а другие, что это дело рук мафии, которая отмывала деньги в его бутиках. Но ни одна из версий не подтвердилась. Известно лишь, что Донателла потратила немало средств, чтобы изъять всю информацию о покойном брате из материалов следствия и прекратить распространение книги-расследования о Джанни под авторством частного детектива Франка Монте, которая бросала тень на всю семью Версаче.
Официальные похороны Джанни Версаче были проведены в Миланском соборе. Более чем 2 000 присутствующих на похоронах посетили традиционное Католическое служение, которое так же было показано миллионам зрителей во всем мире. Среди многих известных модельеров и других знаменитостей, попрощаться с Джанни пришли Джорджо Армани, Карл Лагерфельд, Диана принцесса Уэльская, Наоми Кэмпбелл, Мадонна, Кортни Лав, Лучано Паваротти, Кэролин Бессет-Кеннеди (англ.)русск., а также сэр Элтон Джон и Стинг, которые исполняли Псалом 22.
Личная жизнь[ | ]
Донателла и её бывший муж Пол Бек имеют двоих детей: дочь Аллегра (30 июня 1986), и сын Дэниел Версаче (1989). Племянники от старшего брата Санто — Франческа и Антонио Версаче.
Донателла не имеет постоянного места жительства, она живёт то в одном, то в другом городе.
Наследие модного дома[ | ]
Владеет 20% акций компании Versace. Её брат Санто Версаче владеет 30%. Дочь Донателлы Аллегра Версаче унаследовала 50% акций компании после смерти Джанни Версаче. В его завещании было сказано, что Аллегра должна получить в наследство большую часть акций его компании.
Аллегра Версаче получила $700 млн от дяди на свой восемнадцатый день рождения. Аллегра также получила виллу Джанни на озере Комо, и большой таунхаус в Верхнем Ист-Сайде, одном из самых богатых районов Манхэттена. Сейчас она имеет все шансы на то, чтобы унаследовать компанию, поскольку её брат, Дэниел, унаследовал большое редкое собрание картин Джанни. В то время как компания Версаче не является финансово благополучной, как это было раньше, она ясно дала понять, что надеется, что Донателла и Аллегра Версаче найдут новое лицо для лейбла Versace.
Джей Ло была третьей, кто надел платье
Но единственной, кто его прославил. Право первого выхода забрала себе дизайнер — Донателла Версаче надела платье-джунгли в 1999 году на знаменитый Met Gala. Там его заметила и выбрала для выхода на дорожку премии NRJ Music Awards «перчинка» Джерри Холлиуэлл. И только через полгода шифоновые джунгли надела Джей Ло. Кстати, забавно, как все самое грандиозное выходит случайно: Джей Ло не заказывала именно этот наряд, она была так загружена работой, что не подготовилась к премии заранее. Платье, в числе прочих, предложили ей уже перед самой премией. И она выбрала его практически случайным образом.
ЭЛИЗАБЕТ ХЕРЛИ
До романа с Хью Грантом Элизабет Херли была малоизвестной моделью и актрисой, но на премьере фильма «4 свадьбы и одни похороны» в 1994 году девушка затмила своего знаменитого бойфренда. Причиной тому стало черное платье Versace с разрезами, скрепленными крупными золотыми булавками. Впоследствии Лиз рассказала журналистам, что наряд достался ей от Джанни Версаче совершенно бесплатно, потому что тот узнал, что девушка собирается на премьеру, но не может позволить себе купить дизайнерское платье.
Casual Friday: 23 августа
Стиль знаменитостей: Аэропорт
Пятница в стиле casual
